В подчинении у Гудовича находились правители двух наместничеств: Тамбовского - Гаврила Державин, Рязанского – Алексей Волков. Любопытно, что последний в конц 1788 года пошел на повышение и был назначен на должность генерал-губернатора пермского и тобольского, а Державин – отправлен под суд. А что же Гудович? Он тоже покинул свой пост и отправился на русско-турецкую войну, брать Измаил.
Начало 1788 года. Шла русско-турецкая война. Отношения Державина с генерал-губернатором Гудовичем и вице-губернатором Ушаковым все более обострялись, чему способствовала новая конфликтная ситуация. Она была связана с выдачей денежной суммы воронежскому купцу Ивану Гарденину для закупки провианта для Екатеринославской армии Г.А. Потемкина, действовавшей против турок.
1787 год в России был неурожайным, поэтому население отдельных ее частей голодало, а армия испытывала недостаток в продовольствии. К весне следующего года упомянутому выше Гарденину удалось закупить для войска хлеб в Тамбовском и Симбирском наместничествах, уплатив разным помещикам задаток в размере 50 тыс. р. Екатеринославская комиссия ассигновала ему на доплату за провиант и его отправку 35 тыс р. из Тамбовской казенной палаты, куда купец и поспешил явиться. Он торопился, поскольку срок внесения денег за приобретенный хлеб кончался в последних числах марта. Если бы он не выполнил обязательств, то провиант не попал бы в армию еще длительное время. Весной, во время половодья, была единственная возможность сплавить его по реке Вороне в короткий срок.
Гарденин приехал в Тамбов и явился к Державину. Державин направил купца к вице-губернатору Ушакову, председателю Казенной палаты, который сказал, что ассигнованной суммы в сборе нет и удовлетворить просьбу Гарденина наотрез отказался
Г. Смирновкий. Портрет Г.Р. Державина.
Начало 1790-х гг.
Когда Ушаков отлучился из Тамбова, Державин решил действовать самостоятельно. Устроив ревизию в Казенной палате, он обнаружил в ней 117 600 р., а также "разные неправильности и неустройства в хранении казны". Гарденину была выдана необходимая сумма, а на Державина, превысившего свои полномочия, от тамбовских чиновников последовала жалоба в Сенат. В письмах Гудович наговаривал на Державина сенатору Воронцову: "Злость, властолюбие неумеренное, пристрастие заводить по партикулярной злобе следствия, угнетая почти всех живущих с ним..., довели его до того, что он себя совсем и против начальника позабыл..., занимаясь не наблюдением и порядком течения дел, но большей частью сочинениям пустых следствий, газет и тому подобного..."
17 декабря армия Потемкина, снабженная продовольствием, взяла штурмом Очаков, а 18 декабря вышел указ об отдаче Державина под суд... К тому времени последний уже был "отрешен" от должности главы Тамбовского наместничества.
Как же сложилась дальнейшая судьба Гудовича? Он был направлен на русско-турецкую войну, под Измаил.
А. Замостьянов пишет (полностью см. здесь):
"После 20 ноября под Измаилом наступило затишье. Осаду организовали не предусмотрительно: тяжёлой артиллерии не было, а полевой не хватало боеприпасов. В русских частях под Измаилом царила суматоха. К тому же, старший по званию из русских генералов, съехавшихся к турецкой твердыне – генерал-аншеф Иван Васильевич Гудович – не пользовался достаточным авторитетом, чтобы добиться единоначалия. Генерал-поручик Павел Потёмкин и генерал-майоры Кутузов и де Рибас, в свою очередь, действовали несогласованно, ревниво поглядывая друг за другом…
Приближались морозы – и военный совет постановил снять осаду крепости, отправив войска на зимние квартиры. Путь из-под Измаила и так был затруднён бездорожьем. Однако главнокомандующий – князь Таврический был настроен куда более решительно, чем его двоюродный брат генерал Павел Сергеевич Потёмкин или Гудович. Он понимал, что необходимо спасать положение, что пришла пора уничтожить турецкую твердыню на Дунае. И под Измаил послали нового главнокомандующего – прославленного генерал-аншефа Суворова, самого решительного из русских полководцев.
«Измаил остается гнездом неприятеля. И хотя сообщение прервано чрез флотилию, но всё же он вяжет руки для предприятий дальних. Моя надежда на Бога и на Вашу храбрость. Поспеши, мой милостивый друг!»
Последний призыв Суворов предпочёл воспринять буквально – два раза ему повторять не приходилось. Не сумевшего сплотить войска генерал-аншефа Гудовича Потёмкин отозвал из-под Измаила и направил подальше от дунайских крепостей – на Кубань, где упорный генерал-аншеф успешным штурмом овладеет Анапой. Но разве можно сравнить гарнизон Измаила с жалким турецким отрядом, защищавшим Анапу? А укрепления?..
Байрон писал о штурме Измаила:
Суворов в этот день превосходил
Тимура и, пожалуй, Чингисхана:
Он созерцал горящий Измаил
И слушал вопли вражеского стана;
Царице он депешу сочинил
Рукой окровавленной, как ни странно –
Стихами: «Слава Богу, слава Вам! –
Писал он. – Крепость взята, и я там!»
Конечно, такое понимание суворовского полководческого дарования обеднено предубеждением английского лорда, непримиримо ненавидевшего империализм екатерининской России, но показательно, что поэт одним из центральных эпизодов своей главной, итоговой поэмы «Дон Жуан» делает взятие Измаила. Мы же помним другого Суворова – того, что прискакал к Измаилу на любимом донском жеребце и после великой победы отказался от лучших трофейных коней и покинул позиции верхом на том же дончанине. Мы помним Суворова, который после победы, побледнев, признавался: «На такой штурм можно пойти только раз в жизни». Гарнизон Измаила насчитывал более 35 тысяч человек, из них 17 тысяч – отборные янычары. В Измаиле хватало запасов продовольствия и вооружения – турки не страшились штурма – и при этом не страдали недооценкой противника, ведь Суворов их бил не раз".
Измаил был взят 24 декабря 1790 года.
Г.Р. Державин писал в оде "На взятие Измаила":
Кто за отечество умрет;
Она так в вечности сияет,
Как в море ночью лунный свет.
Времён в глубоком отдаленьи
Потомство тех увидит тени,
Который мужествен был дух...