marina_klimkova (marina_klimkova) wrote,
marina_klimkova
marina_klimkova

Categories:

80 лет со дня рождения журналиста Ивана Овсянникова

Иван Игнатьевич Овсянников (1935–2007) – заслуженный работник культуры, журналист, писатель, проработавший 38 лет в газете «Тамбовская жизнь». Он занимался вопросами культуры и неоднократно выступал в защиту историко-культурного наследия. Сегодня, в день 80-летия со дня рождения Ивана Игнатьевича, публикую статью о нем, написанную его другом и коллегой Павлом Никольским. Этот материал вышел в альманахе «Тамбовская старина» (2007, вып. 1).

Последние годы жизни Иван Овсянников вел в газете рубрику «Тамбовская старина» и мечтал, собрав все публикации, издать их отдельной книгой. К сожалению, его планам не суждено было осуществиться. Когда я разрабатывала концепцию нового краеведческого альманаха, Иван Игнатьевич тяжело болел. Помню, как позвонила ему  и попросила разрешение воспользоваться названием его рубрики, на что он дал согласие, а также принял мое приглашение войти в редакционную коллегию нового издания. Через неделю после нашего разговора Ивана Игнатьевича не стало…

Иван Игнатьевич Овсянников. Фото 2007 года
Иван Игнатьевич Овсянников.
В доме М.А. Боратынского
на выставке фотографий В.Г. Шпильчина "Счастливый город" (1940-1950-х годов).
Фото 4 января 2007 года


«К нему тянулись люди…»
Памяти журналиста И.И. Овсянникова


Павел Никольский

С Иваном Игнатьевичем Овсянниковым я встретился в конце 60-х годов прошлого, страшно сказать, столетия. Запомнились сосны Голдымского бора, яркое солнце, прохладная вода протоки, в каковую я благополучно и ухнул, поскользнувшись на мосточке. За спиной услышал дружелюбный смешок нового знакомого… Та поездка состоялась благодаря стараниям многолетнего председателя Черняновского сельсовета Веры Алексеевны Рак. Я стал в этой компании новичком, а Иван Игнатьевич уже несколько лет был вхож в ее удивительно гостеприимный дом, в круг ее знакомых, в числе которых были музыканты и художники, сельские певуньи и врачи, словом, все, кто хоть в какой-то мере приносил пользу развитию культуры на селе.

От Веры Алексеевны я позже услышал рассказ о первой их встрече. Из соседнего Горелого позвонили в сельсовет, попросили ее предупредить о том, что в Черняном вот-вот появится инспектор из области. При слове «инспектор» сразу представился образ серьезного мужчины со строгим взглядом и придирчивыми вопросами. А прибыл в село, вернее, пришел пешком, хотя не столь давно прошел хороший дождь, совсем молодой человек – ему не было и тридцати, стройный и русоволосый. Оказалось – из областного управления культуры. И он вовсе не строжился, а даже как бы стеснялся, расспрашивая работников клуба и библиотеки. Однако опытная Вера Алексеевна сразу уловила («я учуяла», – сказала она), что молодой-то молодой, а дело знает, и глаза у него с хитринкой.

Визит окончился вполне благополучно: инспектор был накормлен в сельской чайной, а напоследок председатель сельсовета, преодолев некоторую неловкость, предложила молодому человеку взять на прокат у нее сапоги. Негоже, мол, ходить по грязным сельским улицам в городских туфлях. Предложение было, как говорится, с благодарностью принято без всякой рисовки. Вот с того дня и завязалось знакомство Ивана Овсянникова с гостеприимным и хлебосольным черняновским домом.

Насчет деловых качеств проницательная Вера Алексеевна не ошиблась: за плечами «официального лица» был столичный институт, да плюс положенные после окончания вуза годы директорства в доме культуры Верхнеуральска – небольшого городка Челябинской области в полусотне километров от Магнитогорска. Работать было, конечно, интересно, тем более что городок, как оказалось, начинался казачьей крепости еще два с лишним века назад. Дела у молодого руководителя пошли хорошо, и он даже послал в институтскую газету не только корреспонденцию, отчет «Как я начинал», но и попробовал себя в качестве автора фельетона.

В то же время Иван тосковал по родной Белгородчине, по природе, которая окружала его с детства и была гораздо приветливее уральских гор. Да и очень уж далеко было до родного дома. И чем ближе подходил срок окончания отработки, тем большее беспокойство овладевало молодым специалистом – как же дальше-то сложится судьба? Из переписки с институтскими друзьями он узнал, что один из выпускников прежних лет по фамилии Лобоцкий дослужился до какого-то поста в Тамбовском областном управлении культуры. Овсянников помнил его не столько по учебе из-за разницы в курсах, сколько по спортивным достижениям – Анатолий одно время был даже чемпионом Московской области по метанию копья. Письмо из Верхнеуральска полетело в Тамбов, и вскоре был получен ответ: «Приезжай». Они познакомились, вспомнили институт. Копьеметатель уже заведовал методическим отделом, и там была вакансия инспектора с минимально возможным окладом. Дальнейший ход событий было нетрудно предсказать. Однако случилось и непредвиденное: голубые глаза нового сотрудника покорили сердце другого молодого инспектора по имени Людмила, и она через некоторое время вообще выбыла из строя по причине выхода замуж и рождения ребенка.

Все пошло своим чередом – старший товарищ был назначен заместителем начальника областного управления культуры, а Иван Овсянников – заведующим отделом. Потом его шефом овладела тяга к журналистике и даже писательству, и освободившееся кресло вновь пришлось впору энергичному и трудолюбивому Ивану Игнатьевичу. Он по-прежнему много ездил (и ходил!) по районам и селам, вникая в самую суть работы в сфере культуры, и, что очень важно, время от времени писал о волновавших его проблемах в областные газеты. Именно это обстоятельство обусловило повторение ситуации – Лобоцкий стал заведовать отделом культуры в редакции «Тамбовской жизни» и пригласил друга занять место литсотрудника. Затем А. Лобоцкий был назначен заместителем редактора газеты, а его подчиненный – заведовать отделом. И когда первому пришло время уходить на пенсию, Овсянников получил титул заместителя редактора, правда, без освобождения от работы в отделе.

– Иван пришел в редакцию очень богатым человеком, – вспоминает Анатолий Лобоцкий, – в том смысле, что он лично знал не только всех, так сказать, функционеров районного звена в области культуры, но и очень много клубных и библиотечных работников и, самое главное, они относились к нему с уважением и симпатией. И потому увеличился приток писем в редакцию, ему моментально становилось известно о том или ином событии, о начинаниях, заслуживающих внимания, об успехах и промахах. Все это находило отражение в газетных материалах. К нему тянулись люди. Я бы даже назвал его «гением общения».

С этим несколько неожиданным определением нельзя не согласиться. Овсянников очень легко сходился с людьми, каким-то непостижимым для меня образом улавливал то, что могло заинтересовать собеседника, даже если он видел его впервые. Помогали начитанность, широта кругозора, врожденная тактичность, уважительность к чужому мнению. Потому он так свободно чувствовал себя в обществе, скажем, художников или писателей, музыкантов или музейных работников.

Он был хорошо знаком с ученым, одним из создателей Лермонтовской энциклопедии Владимиром Ждановым, автором сценариев к циклу документальных фильмов о селе Черняном Валентиной Никиткиной, известным поэтом Николаем Глазковым, другими столичными, а также воронежскими писателями. Стоит ли говорить о самых тесных связях с тамбовскими литераторами, музыковедами, художниками, музейными и библиотечными работниками, всеми, кто помогал развитию художественной самодеятельности, составлял и составляет движущую силу развития культуры в городах и весях Тамбовщины.

Многолетняя дружба связывала Ивана Игнатьевича с уже ушедшими из жизни поэтами Майей Румянцевой, Семеном Милосердовым, Иваном Кучиным, Сергеем Головановым, писателем Александром Стрыгиным, народными художниками РСФСР Алексеем Красновым и Евгением Рябинским, заслуженным художником РСФСР скульптором Константином Малофеевым, многими другими. На книжных полках в рабочем кабинете и квартире остались десятки книг с автографами авторов. Он помогал в составлении сборников, их редактировании, рекомендовал тем, кто мог помочь в издании.

Он, я убежден, мог бы стать хорошим поэтом. Свидетельство тому – быстрота, с которой Иван, в случае необходимости, слагал полушутливые и в то же время сердечные, от души идущие стихотворные поздравления юбилярам, – жанр, конечно, не очень почитаемый серьезными литераторами, свысока поглядывающими на подобную, по их мнению, забаву. Однако сочиненные Овсянниковым послания отмечены точным соблюдением ритма и размера, неожиданными рифмами – признаками настоящей поэзии. По некоторым сведениям он еще в старших классах пробовал писать стихи, да и в Верхнеуральске продолжал искать тропинки в мир поэзии. Возможно, впоследствии он сожалел о неосуществленном желании всю жизнь.

Рискну предположить, что именно это, скрытое от посторонних глаз, обстоятельство питало его постоянное внимание и сочувствие, которые он выказывал по отношению к начинающим поэтам. Почти каждый, кто присылал в газету первые стихотворные опыты, если в них присутствовал хотя бы намек на дарование, мог надеяться на появление своего имени в газете. Трудно перечислить имена всех, кто сегодня известен в той или иной степени и чья дорога в поэзию начиналась с публикации в областной газете. Правда, здесь нельзя не сказать о том, что для многих преодоление первых ступенек начиналось в литературном объединении «Тропинка», которой сначала руководил Семен Милосердов, а затем – Валентина Дорожкина. «Тропинка» существует и поныне, а ее воспитанникам двери в редакцию всегда были открыты, и можно надеяться, что так будет и впредь: хорошие традиции имеют свойство сохраняться надолго.

Перелистывая папки с газетными вырезками, тщательно подобранными Людмилой Гавриловной Овсянниковой (недаром же она отдала десятилетия библиотечному делу), я заметил небольшую подборку стихов журналиста из Первомайска Владимира Чистякова. Напомнив Владимиру Ивановичу, ныне главному редактору газеты «Тамбовская жизнь», о давней публикации, попросил сказать несколько слов об Иване Игнатьевиче.

«Уход из жизни этого опытного и яркого журналиста стал для нашего коллектива, да и всего журналистского сообщества неожиданным и тяжелым ударом, – ответил Владимир Иванович. – Именно к нему сходились нити, связывающие газету с широкими кругами творческой интеллигенции не только Тамбовщины, но и Москвы, Воронежа, других городов. Он был талантлив и, что не менее важно, необыкновенно трудолюбив. И мне очень помогло то, что в редакции, которой довелось руководить, оказался такой человек. Он умел отстаивать свою точку зрения, интересы отдела культуры. Иногда мы спорили, но причинами этого были, как правило, технологические проблемы, которые неизбежны при выпуске газеты. До межличностных конфликтов дело не доходило. Иногда рецидивом прошлых лет мелькнет фраза, что, мол, незаменимых людей нет. На самом деле каждый человек неповторим, а Иван Игнатьевич Овсянников был, повторюсь, яркой личностью. Он очень много сделал для развития культуры, сохранения в нашем обществе нравственных идеалов, исторически унаследованных народом».

Да, Иван Игнатьевич Овсянников был человеком неординарным и иногда не мог удержать эмоции в привычных схемах отношений. Он мог и вспылить, стать неожиданно резким в своих оценках, порой даже в чем-то несправедливых. Но при этом он всегда был искренен, не скрывая своих убеждений и не отступая от них. Когда произошла крупнейшая геополитическая катастрофа ХХ века, как назвал распад Советского Союза Президент России Владимир Путин, журналист не стал прятать свой партбилет и тем более выбрасывать его публично с какого-нибудь возвышенного места.

Иначе быть не могло – ведь первый урок, так сказать, обществоведения он получил еще в шестилетнем возрасте, увидев из низеньких окошек крестьянского дома колонны оккупантов, пугающе ощетинившихся оружием, услышал незнакомую речь, узнал из разговоров взрослых, что неподалеку за оградой из колючей проволоки содержатся пленные красноармейцы. Невероятно долго тянулись голодные зимы, и даже лето между ними было тревожным и мрачным из-за далеких оружейных раскатов.

Но наступил долгожданный момент, когда хозяйская поступь патрулей сменилась торопливыми, сбивающимися с ритма шагами уходящих врагов, и крытые брезентом машины покатили в обратную сторону – на Запад. На белгородскую землю пришла настоящая радостная весна. Но еще больше порадовала мальчика Ваню осень – наконец он пошел в школу, пусть даже на год позже, чем было принято. А дальше открылся перед ним ясный и надежный путь: школа, любимые книги, отличный аттестат и – Москва, библиотечный институт с общежитием. При всех трудностях послевоенного времени плату за обучение тогда не взимали, и небольших денег, собранных в семье, хватило на обустройство в столице.

И потому логичным и осознанным было вступление Овсянникова в партию, потому вызвали у него неприязнь утверждения новых политиков о том, что все свершившееся на его глазах и при его участии было неправильным, а вот сейчас народ вздохнет свободно, страна расцветет и достигнет новых высот. Было бы несправедливо и обидно для его памяти представлять Ивана Игнатьевича этаким зашоренным идеологическим бойцом, упрямо закрывающим глаза и на то положительное, что несли с собой перемены. Он прекрасно видел, что они необходимы, но уж очень большой урон понесла страна, оскоблен и унижен народ. Горько было видеть бедственное положение школ и клубов, библиотек и театров, всего что наполняет и питает сферу культуры, от состояния которой напрямую зависит духовное здоровье нации.

Разливы рек, конечно, неизбежны, но сколько хлама несет бурный поток, как часто он размывает берега, разрушая уже созданное людьми, сколько грязи остается после половодья. Вряд ли можно приравнять перестройку к весне, скорее это внезапный разлив после ненастья, однако мусора было нанесено немало, а величину потерь мы еще не осознали. Именно против грязной пены, огульного охаивания недавнего прошлого и поднял свой голос талантливый журналист. Он призывал «сохранить в чистоте экологию культуры, чтобы растить патриотов родного края, бороться с эрозией памяти».

Одна за другой появляются его статьи, критическая направленность которых нередко достигает фельетонной остроты, он вступает в полемику с особо ретивыми ниспровергателями. «Вышла фига из кармана», «Наперсточники», «Господа тук-тук», «О запоздалых плакальщиках по нашей культуре», «Краеведы с «фомкой» – вот только часть напечатанного за подписью И. Овсянникова. Особенно страстно он защищал облик героини земли тамбовской Зои Космодемьянской от подлых попыток очернить ее образ, принизить величие ее подвига: «Покушение на подвиг», «Правда о Зое», «Да святится имя ее».

Написание собственных материалов было лишь малой частью его повседневной деятельности. Почти за сорок лет работы в газете им были подготовлены к печати тысячи заметок, корреспонденций, статей, литературных произведений. Они не просто прошли через его стол, но были пропущены через призму его восприятия, душу и сердце. Особенно это справедливо по отношению к «Литературному Тамбову» – рожденному перестройкой приложению к газете, которое он редактировал в течение трех лет. Здесь в полной мере сказались как его организаторские способности, так и широта взглядов, объективность и терпимость. На страницах «тамбовской литературки», как сразу же стали называть новое издание читатели, находилось место для самых разных по духу и направленности публикаций. Не печатавшиеся с начала 20-х годов очерки о Ленине Александра Воронского и Григория Зиновьева, а рядом – страницы жизни Марии Спиридоновой, которая была в числе организаторов «левоэсеровского мятежа» в 1918 году. Объективный рассказ о руководителе крестьянского восстания Александре Антонове и очерк об участии будущего маршала Георгия Жукова в бою под Жердевкой с теми же антоновцами…

Кажется, что это было совсем недавно, а уже пожелтели, стали хрупкими страницы «Литературного Тамбова». И есть уверенность, что в последующие времена кто-то вспомнит об этом издании и прочтет первые стихи и рассказы поэтов и писателей, узнает, что советский дипломат Георгий Чичерин, оказывается, писал стихи, а в Мичуринске в свое время побывал Николай Вавилов, ученый с мировым именем, погибший в годы сталинских репрессий, как, кстати, и А. Воронский, и Г. Зиновьев, и Б. Васильев, отрывок из документальной повести о котором также был напечатан. Нельзя не упомянуть и о том, что Иван Овсянников написал книгу об Александре Воронском – «Мы шли покорять мир».

Политики расцвечивают полотно истории разными красками, а то и пытаются представить его разорванным на отдельные части. Но оно едино, ибо основа его состоит из нитей человеческих судеб, нитей, которые в нашей стране, увы, так часто окрашены кровью. В одном из материалов Овсянникова я встретил ссылку на чье-то мудрое изречение: «Мы не можем уничтожить свое прошлое, но мы вольны в своем будущем». Убежденность в справедливости подобного взгляда придавала ему силы бороться с теми, кто безуспешно пытался вычеркнуть из народной памяти десятилетия нашей истории, отмеченные трагедиями миллионов и великими победами, историческими успехами в космосе и неудачами в простых, казалось бы, земных делах.

Ну, а «Литературный Тамбов», как и книга, тоже останется памятью об Иване Игнатьевиче. И многие позже будут ему благодарны, находя в старой подшивке штрихи литературной, политической и даже экономической жизни нашего края в начале 90-х годов, интересные сведения о памятных местах Тамбовщины – Маре, бывшем имении Баратынских, рахманиновской Ивановке, караульском имении Чичериных, страницы, посвященные ушедшим поэтам: Майе Румянцевой, Семену Милосердову и много чего другого.

Казалось бы, провинциальное издание, маленький тираж, а было замечено, больше того, прочитав, люди посылали его номера в другие города, хвалились – вот, мол, как у нас. И сразу же после выхода первого номера в редакцию стали приходить отклики не только из районов области, а еще из Воронежа и Липецка, Курска и Краснодара, Рязани и Саратова, Симферополя и от столичных литераторов. Естественно, не без удовлетворения И. Овсянников, обозревая отклики, повел диалог с читателями. Один из обзоров – «Рано петь нам гимн похвальный…» – он заключил обещанием: «Будем стараться».

И он старался. Уже после того, как прекратил свое существование «Литературный Тамбов» – в основном, по финансовым причинам – Иван Овсянников продолжал бороться за сохранение исторической памяти, воплощенной в старинных домах, усадьбах, так называемой рядовой застройке городов, в старинных парках, в незаслуженно забытых литературных произведениях. Но уже появилось множество других изданий, и снизился авторитет печатного слова, его весомость. В 1993 году Иван Игнатьевич выступил со статьей «Караул в беде» – о бедственном состоянии родовой усадьбы Чичериных, заключив выступление строками, пронизанными болью: «Горьким символом ограбленной и распятой России представился мне в те минуты Чичеринский дом». Призыв журналиста к сбережению одного из значимых памятников истории не был услышан, через три года пришлось сообщать читателям печальную весть – сгорел караульский дом. Не укараулили!

Деятельность Ивана Игнатьевича Овсянникова, его заслуги в области журналистики и культуры были отмечены присвоением ему звания заслуженного работника культуры Российской Федерации, рядом журналистских премий, в том числе – премией имени И.А. Гаврилова. Но более всего он гордился дипломом Центрального совета Всероссийского общества охраны памятник истории и культуры. Значок этого общества он никогда не снимал с лацкана пиджака. И одной из последних его серьезных работ стала помещенная в двух ноябрьских номерах «Тамбовской жизни» за 2006 год статья «И дым Отечества нам сладок?..» Это было выступление «рядового горожанина», крайне озабоченного наступлением «новодела», уродующего исторически сложившийся облик города, взволнованное слово в защиту еще сохранившихся памятников истории и архитектуры.

Иван Овсянников был несказанно трудолюбив. Его невозможно было застать бездельно постукивающим карандашиком по столу – всегда в кабинете был кто-то из посетителей, либо он, сняв пиджак, сидел в углу за столиком с пишущей машинкой, либо что-то правил, или вычитывал газетные полосы. Всегда под рукой был лист бумаги, наклеенный на твердую основу и мелко исписанный несколькими десятками телефонных номеров. Но при всем при том он почти никогда не отмахивался в ответ на просьбы, охотно помогал людям. Каждую осень выбирал воскресенье и ехал в Черняное, чтобы наколоть дров на зиму Вере Алексеевне – пожилой женщине привозили их в чурбаках. Сосед по дому и коллега Овсянникова журналист Николай Башкатов, перенесший тяжелую операцию, вспоминает, что Иван чуть ли не каждый день заходил к нему, чтобы справиться о здоровье, а если видел его сидящим во дворе, то обязательно присаживался рядом на лавочку и уже не торопился домой.

Отдыхом для Ивана Игнатьевича было, хотя и не такое частое, как того бы хотелось, посещение дома фотохудожников братьев Бориса и Алексея Ладыгиных. Здесь можно было принять участие в чистке картофеля для нехитрого обеда, поиграть в шахматы, поговорить о фотографии – Иван долгие годы не расставался с компактной и надежной «Сменой». И, конечно же, – свой дом, любящая жена, две дочери, обилие книг, а также повседневных забот. Потом редкими праздниками стали посещения внуков и внучек. И еще одна гордость – родилась правнучка.

Человек, выросший в селе, отличается от горожанина тем, что он совсем иначе смотрит на землю, на все, что на ней растет и живет. Для Ивана Овсянникова после газетных баталий и тревог не было лучшего средства для достижения душевного равновесия, чем встреча с небольшим, обихоженным им клочком земли не берегу голубки-Цны, с домиком, к сооружению которого он приложил руки. Он и всю огородную работу исполнял со знанием дела и удовольствием, не доверяя никому попечение над зелеными питомцами.
Людмила Гавриловна рассказала, что однажды она самовольно оборвала листья на кустиках – соседка сказала, что так помидоры скорее вызреют. Иван приехал после работы и спросил, увидев насилие над природой: «Это – зачем?» «Да вот – соседка посоветовала…» Он ничего не сказал, долго сидел на крылечке, подперев голову руками. Потом так же молча ушел – поехал обратно в город. Трудно сказать, чем бы обернулось это недоразумение, но, к счастью, помидоры все же удались неплохими.

Его сразила, подкравшись незаметно, страшная болезнь, в которой, как правило, винят курение. Овсянников никогда не курил. И вот в конце марта 2007 года его приняла в свое лоно земля. В одном из первых номеров «Литературного Тамбова» мы поместили подборку материалов к столетию Анны Ахматовой, в том числе и стихотворение «Родная земля»:

Но ложимся в нее
И становимся ею,
Оттого и зовем так свободно –
Своею.

Ушел из жизни красивый и душевный человек с голубыми глазами, в которых иногда поблескивала хитринка, настоящий русак с такой простой и земной, даже полевой фамилией – Овсянников. «Нам так его не хватает. Прямого. Честного. Принципиального. Талантливого». Я поставил кавычки, потому что эти слова взяты из очерка Ивана Игнатьевича о его друге и поэте, воине и журналисте Сергее Голованове. Сегодня кажется, что они написаны о самом авторе того очерка. А нам так его не хватает…

Иван Овсянников и Павел Никольский. Фото 2007 года
Иван Овсянников и Павел Никольский.
В доме М.А. Боратынского на выставке фотографий В.Г. Шпильчина "Счастливый город".
Фото 4 января 2007 года



Tags: Овсянников, Тамбов, Шпильчин, дом М.А. Боратынского, музеи
Subscribe

Recent Posts from This Journal

  • Новости дачи

    Побывала на даче. За время, пока болела, муж выложил из кирпича четверть, а то и треть хозблока. Проинспектировала, полюбовалась. А розы! Что за…

  • 140 лет торговому дому братьев Асеевых

    В прошлом месяце в журнале «Деловой Тамбов» вышла моя небольшая статья о торговом доме братьев Асеевых. Совершенно случайно издание совпало с…

  • О том о сем

    На прошлой неделе должна была посетить ряд мест для решения рабочих вопросов. Но, увы, никуда не попала. Пришлось, уединившись в спальной комнате,…

  • Post a new comment

    Error

    Anonymous comments are disabled in this journal

    default userpic

    Your reply will be screened

    Your IP address will be recorded 

  • 2 comments