Иннокентий Анненский
ВЕРБНАЯ НЕДЕЛЯ
В.П. Xмара-Барщевскому
В желтый сумрак мертвого апреля,
Попрощавшись с звездною пустыней,
Уплывала Вербная неделя
На последней, на погиблой снежной льдине;
Уплывала в дымаx благовонныx,
В замираньи звонов поxоронныx,
От икон с глубокими глазами
И от Лазарей, забытыx в черной яме.
Стал высоко белый месяц на ущербе,
И за всеx, чья жизнь невозвратима,
Плыли жаркие слезы по вербе
На румяные щеки xерувима.
14 апреля 1907 года, Царское село
ВЕРБНАЯ НЕДЕЛЯ
В.П. Xмара-Барщевскому
В желтый сумрак мертвого апреля,
Попрощавшись с звездною пустыней,
Уплывала Вербная неделя
На последней, на погиблой снежной льдине;
Уплывала в дымаx благовонныx,
В замираньи звонов поxоронныx,
От икон с глубокими глазами
И от Лазарей, забытыx в черной яме.
Стал высоко белый месяц на ущербе,
И за всеx, чья жизнь невозвратима,
Плыли жаркие слезы по вербе
На румяные щеки xерувима.
14 апреля 1907 года, Царское село
И. Анненский: «Кто из учеников… знает, как празднует народ до сих пор традиционными песнями и обрядами весеннее пробуждение сил природы…»
А.А. Потебня: «Символизм находится в обратном отношении к силе посторонних влияний, а потому он необходимее и яснее у русских и сербов, чем в песнях чехов, лужичан, хорутан и поляков. Эстетическое достоинство произведений народной поэзии… падает вместе с символизмом от уменьшения числа людей, для которых язык и произведения народной словесности – главные средства развития».
И.Г. Фихте: «То, о чем идет речь не может быть вполне описано словами. Это есть совершенно неизвестное, становящееся известным лишь благодаря собственному внутреннему созерцанию и обозначаемое лишь по аналогии с чем-либо известным, чувственным; и это обозначаемое получает свое полное значение лишь при посредстве созерцания».
М. Петров: «Сближение похорон человека с похоронами зимы ранней весной… не случайно… И не время года подразумевал поэт под весной, обращая наше внимание на совершенно другие связи между словами и явлениями. Символы внешнего мира для него только повод, чтобы выразить свои глубокие идеи…
Анненский – поэт, которому весной действительно жаль умирающей зимы. Он – поэт «томительных» граней, сменяющих друг друга состояний: природы, человеческих чувств, ощущений, мыслей. Его интересуют стыки дня и ночи, время между концом (смертью) одного и началом (рождения) другого: с-умер-ки дня и с-умер-ки ночи – межсезонье. Там, где первые становятся последними, а последние – первыми…
Эти нерасцепленные звенья жизни природы, чувств, движений сердца, не оживленные светом тень и тенью свет – содержание его поэзии…
Анненского волнует природа сокрытого, ее тайна…
«Вербная неделя»… Стихотворение… об очередном прощании с жизнью, на этот раз Вербной недели. Она уплывает на «последней, на погиблой снежной льдине». Впереди светлое Христово Воскресенье. Но эта смерть в преддверии Пасхи останавливает внимание читателя на двух моментах. Вербная неделя уплывает от «Лазарей, забытых в черной яме» и от тех, «чья жизнь невозвратима». Несмотря на открытую концовку, на посвящение его внуку, стихотворение слезами вербы, плывущими по «румяным щекам херувима», говорит скорее всего о сострадании к этим слезам вербы, чем о сомнении поэта в существовании жизни вечной...
Жизнь невозвратима. Лазари забыты. Почему же так победно звенит медь? Победно, подобно победному лучу солнца, который призван освободить весну из ледяного плена…
Анненский – символист в том смысле слова, в каком символистом был сам народ…
Глаз Анненского настроен на парадоксальное. Жизнь и смерть превращаются друг в друга… Быть может, истина в превращениях?»
(Петров М. Черная весна: Об Иннокентии Анненском // Наш современник, 2013. № 2)
Иннокентий Анненский
ДОЧЬ ИАИРА
Слабы травы, белы плиты,
И звонит победно медь:
"Голубые льды разбиты,
И они должны сгореть!"
Точно кружит солнце, зимний
Долгий плен свой позабыв;
Только мне в пасхальном гимне
Смерти слышится призыв.
Ведь под снегом сердце билось,
Там тянулась жизни нить:
Ту алмазную застылость
Надо было разбудить...
Для чего ж с контуров нежной,
Непорочной красоты
Грубо сорван саван снежный,
Жечь зачем ее цветы?
Для чего так сине пламя,
Раскаленность так бела,
И, гудя, с колоколами
Слили звон колокола?
Тот, грехи подъявший мира,
Осушивший реки слез,
Так ли дочерь Иаира
Поднял некогда Христос?
Не мигнул фитиль горящий,
Не зазыбил ветер ткань...
Подошел Спаситель к спящей
И сказал ей тихо: «Встань».
1909
