anna_bpguide в Печки в музее
– А здесь что?
Мы уже осмотрели зал народной и авторской керамики, библиотеку и зал местных художников, с
живописью энергичной, вкусной, по-южному щедрой на яркие краски, но несколько
провинциальной: Вац, хоть и не последний город в Венгрии, но все же не главный центр
художественной жизни. Подивились на целый зал статуэток из сахара, которые делает мастный
мастер: ему можно заказать свадебный торт, кружевной, как фата невесты.
А чтобы ни у кого не возникало сомнений в безграничности его возможностей, Бела Харасти из того же сахара
изготавливает фигуры галопом летящих коней, портрет императрицы Елизаветы и макет
главного городского собора с часами на башнях.
Остался еще зал, и музейный работник, молодой улыбчивый парень, который водил нас по
музею, на венгерском и английском объясняя, что к чему, и временами удаляясь по своим
делам, чтобы не мешать нам разглядывать крутобокие горшки и самостоятельно
расшифровывать надписи на этикетках, задумался, подбирая понятное иностранцам слово.
– Здесь печки. Домашние печки. Чугунные.
Печки оказались, без всяких преувеличений, произведениями искусства. С рельефными
дверцами, гербами и вензелями. С чугунными же, но кружевными коронами – ничуть не менее
кружевными, чем сахарные торты. С элементами классического архитектурного ордера: да-да, у
печек были пьедесталы, базы, антаблементы: архитрав, фриз, карниз.
Они были украшены листьями аканфа, как полагается капителям коринфских колонн, и
срисованными с аттических ваз пальметтами. Такие печки и сейчас используются не редко, но
все же большинство хозяев предпочитают использовать для отопления газовые конвекторы,
тем более что в этом году цена на газ для потребителей снизилась в стране на десять процентов.
Печки перемещаются в музей, где им очень рады: это памятники быта, и свидетельства
мастерства, и произведения того искусства, что сейчас называется дизайном, а раньше никак
не называлось, поскольку не красивую и не украшенную вещь мастер вовсе не выпустил бы в свет.
И мне вспомнилось… Когда-то, давным-давно, в нашей пятиэтажной панельной хрущевке на
было газа. В ванной стоял высоченный титан, и по субботам его топили, принося дрова из
подвала, и можно было махать тлеющей на конце палочкой, так, чтобы погасший было огонек
разгорался и чертил в темноте, в воздухе, круги и спирали.
А в кухне стояла огромная чугунная плита. Она помнится мне огромной не только потому, что я
вряд ли тогда доставала макушкой до ее верхнего края, но и потому, что она на самом деле
занимала едва ли не большую часть невеликой хрущевской кухни. Потом наступила эра
газификации. Как разбирали титан, не помню, а вот плиту из кухни папа и мама вытаскивали с
помощью соседей, удивляясь, как предыдущим хозяевам удалось ее в квартиру втащить.
Вынесли на площадку пятого этажа, и силы на этом кончились. А потом начался понедельник,
работа, магазины, очереди… В среду спохватились: «А… плиты-то нет…» Нет – и слава богу,
конечно. Но как?! Пятый этаж все же. Из разговоров с соседями всплыло малопонятное тогда
слово «металлолом» и совсем непонятное «вторчермет». Та плита на произведение искусства
никак не тянула, и в музей бы ее все равно не взяли. Да не было, и не могло быть таких музеев,
где нашлось бы место предмету, во-первых, домашнему, а во-вторых, современному.
«В музеях хранятся выдающиеся произведения искусства» – и это правильно. Но где хранятся
все прочие, не выдающиеся? «Музей рассказывает о том, как жили наши предки» – тоже верно.
Но неужели никому на свете не интересно, как живем мы сами?
Я попыталась представить юных пионеров города Ваца, бодро волокущих одну из этих печек в
пункт сбора металлолома, теряя по пути оторвавшиеся дверцы – и не смогла. Здесь спокойно
стоят церкви 18 века, а что более ранних нет, так в том виновато турецкое нашествие, а не
местные жители. Здесь машины паркуются у Чумной колонны в стиле барокко, и самый
хулиганский здешний хулиган почему-то не выдергивает из каменного тела святого Себастьяна
медные, на всю улицу сияющие стрелы. И в очередной раз с опозданием усваиваешь еще
один европейский урок: быт – это важно.
Окружающий нас материальный мир – это важно, и прекрасно. И все это достойно сохранения и
сбережения даже не потому, что оно «художественно выдающееся» и «исторически значимое»,
а просто потому, что человеческое, наше. Уважение к окружающим человека вещам – это не
что иное, как уважение к самому человеку, и противопоставление «великого» и «обыденного»,
«идей» и «вещей» бессмысленно потому, что и то и другое суть производные от человеческой
деятельности, и без него, человека, не имеют смысла. «Человек есть мера всех вещей»,
сказано же. Будь в музее места побольше, стояли бы там и менее эффектные образцы печек,
да они и стоят – в огромном корпусе бытовых предметов Музея под открытым небом возле
городка Сентендре.
А не попавшие в музеи перемещаются на блошиные рынки, в антикварные лавки и магазины
старинных вещей – есть тут такие крохотные магазинчики, куда горожане несут фарфоровых
пастушек, оставшихся от прабабушки, и прадедушкину трость, а также потемневший чайник или
бусы, купленные сто лет назад. Там можно найти горы старых открыток и фотографий,
довоенные детские игрушки и большие, с маятником и боем, часы. Может, они в ближайшие
полвека и не понадобятся никому, но это же не повод, чтобы ломать или выбрасывать на помойку.
Магазинов таких тьма-тьмущая в Будапеште.
В отличие от пунктов приема металлолома.